2024 – год столетия первой Конституции СССР!

Основные законы Советского государства по вполне понятным причинам не пользуются уважением в современной буржуазной юридической науке. Над Конституцией СССР 1977 года в свое время не насмехался только ленивый. Конституция СССР 1936 года обычно именуется декларативной, а то и демагогической.



Не стала исключением и первая союзная Конституция 1924 года. Тон в ее осуждении задает правительственная «Российская газета». Так, 31 января 2024 года, отмечая 100-летие принятия первой Конституции СССР, газета поместила статью «Сто лет назад была принята Конституция СССР» за авторством председателя Комитета Госдумы по государственному строительству и конституционному законодательству П. Крашенинникова. По его мнению, разработка и последующее принятие союзной конституции, закрепившей федеративный характер СССР, были мерой вынужденной: «советская бюрократия и партийное руководство не видели другого выхода». Для бюрократии «природной потребностью является наличие инструкции по эксплуатации государственного механизма – правил, по которым осуществляется их деятельность и работа всего государственного аппарата». А для партийной верхушки мотивом послужила возможность свести с помощью законодательства, в том числе конституционного, к минимуму самостоятельность членов советской федерации. Почему? Потому что «диктатура не терпит какой-либо самостоятельности и самодеятельности среди подведомственного населения, так что унитарный тип государства ей ближе всего». Конституционные положения о правах союзных республик – яркий пример «марксистско-ленинского лицемерия», потому что вся внешняя и внутренняя политика определялась исключительно союзными органами, а республики были лишены такого права. Не обошлось без традиционных стенаний об ущемлении прав русского народа и о «заложенных минах», которые взорвались межнациональными конфликтами, когда СССР распался.

За 10 лет до того ординарный профессор НИУ «Высшая школа экономики» А. Медушевский в статье «Конституция 1924 года: как и где были заложены причины крушения СССР?» («Сравнительное конституционное обозрение», 2015 г., № 1 и 2), написанной к 90-летию первой союзной Конституции, указывал, что положенный в основу Конституции советский федерализм являлся формальным, поскольку «изначально не предполагал равенства субъектов федерации, соблюдения гарантий их самоопределения и исключал их полноценное участие в решении вопросов государственного устройства и конституционных преобразований». «Общая организация исполнительной власти, судебной системы и надзора вполне соответствовала логике централизма, делая невозможным судебный контроль конституционности принимаемых законов… приоритет карательных учреждений в структуре управления»; «гарантом Конституции и высшим арбитром в решении всех спорных вопросов является неконституционный институт – Коммунистическая партия». Эти принципы конституционного устройства вытекают «из общей социальной природы большевизма как экстремистской идеологии». Распад СССР в 1991 году проистекает из девальвации указанных принципов: «пересмотр роли КПСС как гаранта Конституции поставил вопрос о движении к реальному конституционализму», однако «отсутствие адекватных механизмов правового разрешения конфликтов между республиками… делали естественным обращение к аутентичному смыслу конституционных (договорных) гарантий федерализма». «Отказ от унитаристского начала вел к децентрализации власти по линии номинального федерализма, которая… завершилась распадом страны на основе конфедеративного принципа самоопределения национальных государств». Более того, заложенные при создании Конституции СССР 1924 года «противоречия и сбои» «продолжают спонтанно действовать до настоящего времени». В общем, все те же «мины», правда, если по Крашенинникову они уже взорвались (а следовательно, сейчас неопасны), когда СССР распался, то согласно Медушевскому эти адские машины до сих пор грозят нашей государственности.

А вот мнение сотрудника Костромского государственного университета Б. Рощина («Конституция СССР 1924 года: основные положения и особенности (к 90-летию принятия первой Конституции советского Союза)». - Вестник Костромского государственного университета имени Н.А. Некрасова, 2014 год, № 2): «Конституционные нормы, изначально декларативного и популистского характера, говорят о фиктивности соответствующих положений конституции…». И да, как же без любимой аллегории – «миной замедленного действия» являлись «недооценка национальных особенностей, определенное игнорирование национальных чувств».

Однако со столь однозначной постановкой вопроса о «минах» не согласен заведующий кафедрой истории государства и права МГУ имени М.В. Ломоносова В. Томсинов. В своем интервью каналу RT, опубликованном 31 января 2024 года, он утверждает, что «нельзя говорить о том, что «мины» связаны именно с Конституцией 1924 года». Этот документ действовал недолго, да и «она не была в полной мере Конституцией». Реальным задачам в сфере развития страны она не соответствовала, Сталину она не нравилась из-за своей ориентации на мировую революцию, а надо было думать о создании собственного мощного государства. Эта задача была решена Конституцией 1936 года.

Из приведенных мнений явственно просматривается две стороны в критике Конституции СССР 1924 года – либеральная и охранительская. С либеральной точки зрения (Крашенинников, Медушевский), первая союзная Конституция при декларируемой федеративности фактически устанавливала унитаристский характер Советского Союза, и это привело в итоге к крушению государства. С точки зрения охранителей (Томсинов и, в меньшей степени, Рощин), первая союзная Конституция декларировала право выхода республик из СССР, но всерьез у них такого права не было, а распад СССР произошел из-за «недооценки национальных особенностей» (Рощин) или в результате фактического превращения русского народа в народ-донор (Томсинов). С последним тезисом, кстати, согласен и Крашенинников, несмотря на свой либерализм. Вне зависимости от позиции, все авторы вполне сходятся на утверждении о формальном, декларативном характере первой Конституции СССР, провозглашавшей право выхода союзной республики из состава СССР, но фактически сводящей это право к нулю. Справедлива ли эта критика и вообще правильна ли постановка вопроса, можно решить, только ознакомившись с текстом самой Конституции.

Первая Конституция СССР была принята в 2 этапа. После утверждения 30 декабря 1922 года первым Съездом Советов СССР Декларации и Договора об образовании Союза ССР Центральным исполнительным комитетом (ЦИК) СССР была образована конституционная комиссия, которая и выработала проект союзной Конституции. Этот проект 6 июля 1923 года утвердил ЦИК СССР и немедленно ввел его в действие уже как настоящую Конституцию, а 31 января 1924 года II Съезд Советов СССР окончательно утвердил текст Конституции СССР, в которую в качестве составных частей вошли Декларация об образовании СССР и Союзный договор. Эта дата (31 января 1924 года) и считается датой принятия первой Конституции нового государства.

Документ довольно краткий, по своей структуре он существенно отличается от привычных многостраничных развернутых положений последующих Основных законов СССР. Всего в Конституции СССР 1924 года 2 раздела. Первый раздел воспроизводит текст Декларации об образовании СССР. Второй раздел, названный «Договор об образовании СССР», содержит 11 глав, регламентирующих предметы ведения союзных органов власти, права союзных республик и союзное гражданство, деятельность Съезда Советов СССР, ЦИК СССР и его Президиума, СНК СССР, союзных наркоматов и ОГПУ, Верховного Суда СССР, а также определяет герб, флаг и местонахождение столицы Советского Союза.

Положений о правах, свободах и обязанностях гражданина СССР, избирательной системе, экономических основах деятельности государства и т.п. – ничего этого в первой союзной Конституции нет. Впрочем, и те нормы, которые вошли в раздел о Союзном договоре, весьма немногословны; вообще, весь текст очень сильно отличается от последующих советских законодательных актов, а особенно – от современных нам многоречивых и, как правило, весьма запутанных установлений. Краткость в Конституции СССР 1924 года дана не в ущерб емкости, в документе нет ничего лишнего. Какова его задача? Задача – дать форму новому государству. Решена ли эта задача? Да, решена: определено государственное устройство – советская федерация, установлены (а точнее будет сказать, узаконены) высшие органы власти СССР, даны их полномочия и полномочия союзных республик, декретирован примат общесоюзных норм над республиканскими. На тот момент этого было вполне достаточно. Новое государство только создавалось, и каковы будут в дальнейшем взаимоотношения между его составными частями, сказать еще никто не мог. Принятая Конституция фиксировала те взаимоотношения между союзными республиками, которые фактически сложились на момент создания СССР. Право вообще вряд ли способно предугадать направление общественного развития и в основном, как бы ни хотелось адептам юриспруденции иного, закрепляет в писаных источниках действующие правила поведения. Кроме того, самый состав конституционной комиссии, включавшей в себя сторонников самых разных точек зрения, ожесточенность споров между ними при разработке текста конституционного акта (любопытствующих отсылаем к работе О. Чистякова «Конституция СССР 1924 года» и к статье О. Максимовой «Разработка и обсуждение проекта первой Конституции СССР в Комиссии ЦИК СССР (июнь 1923 г.)», опубликованной в «Вестнике Московского университета» (Серия 11. Право. 2011 г., № 4), компромиссность принятых в итоге формулировок исключает подозрения в изначальном намерении разработчиков первой союзной Конституции придать федерации характер обычной фикции. Намерения такого не обнаруживается, да и итоговый текст, подготовленный при активнейшем участии «децентрализаторов», вряд ли устроил бы последних, усмотри они в нем декорацию. А раз так, то утверждения буржуазной науки о якобы декларативном характере положений Конституции СССР 1924 года и о подлинных стремлениях ее разработчиков закрепить фактический унитаризм при формальном федеративном строении Союза можно признать неверными.

По Конституции, государственное устройство СССР выглядело следующим образом. Высший орган власти Советского Союза – это съезд Советов, а в перерыве между съездами – двухпалатный ЦИК, который состоит из Союзного Совета и Совета Национальностей.

Союзный Совет избирался съездом Советов из представителей союзных республик пропорционально населению каждой. На практике это означало преобладание в Союзном Совете представителей РСФСР как республики с наибольшей численностью населения. Для балансировки этого в составе ЦИК из представителей союзных и автономных республик (по 5 представителей) и представителей автономных областей (по 1 представителю) создавался Совет Национальностей. Интересно отметить, что идея второй – национальной – палаты принадлежала Сталину, и в связи с этим весьма странным выглядит тезис В. Томсинова об отрицательном отношении генерального секретаря ЦК партии к Конституции 1924 года и его стремлении переписать ее.

По Конституции, обе палаты ЦИК были равноправны, и все законы получали силу только после того, как их одобрят и Союзный Совет, и Совет Национальностей. На этом фоне крайне неоднозначными выходят утверждения о недооценке национальных чувств (Рощин), о «марксистско-ленинском лицемерии» в национальном вопросе (Крашенинников) или об ущемлении прав русского народа (Томсинов). Равный с Союзным Советом статус Совета Национальностей, сформированного по национально-пропорциональному принципу, также ставит под сомнение истинность утверждения об устранении национальных республик от полноценного участия в решении вопросов государственного устройства и конституционных преобразований (Медушевский).

Союзные законы становились обязательными для исполнения на всей территории СССР. В перерывах между сессиями ЦИК право законотворчества принадлежит Президиуму ЦИК. Исполнительно-распорядительным органом ЦИК является образуемый им Совет Народных Комиссаров (СНК) СССР. Народные комиссары возглавляют соответствующие комиссариаты (наркоматы) для непосредственного руководства отдельными отраслями государственного управления. Всего таких комиссариатов 10 – 5 общесоюзных (по иностранным, по военным и морским делам, внешней торговли, путей сообщения, почт и телеграфов) и 5 объединенных (продовольствия, труда, финансов, рабоче-крестьянской инспекции, Высший Совет Народного Хозяйства). Общесоюзные наркоматы образуются только на уровне СССР, объединенные – на уровне Союза и одноименные им на уровне союзных республик. Аналогичная конструкция государственной власти (съезд советов – ЦИК – Президиум – СНК – наркоматы) в общем виде предусмотрена на уровне союзных республик.

Все республики СССР получали право решать внутренние вопросы своего устройства по собственному усмотрению, исключение составляют предметы, отнесенные к компетенции Союза (внешние дела, вооруженные силы, внешняя торговля, средства связи, транспорт, общесоюзный план, бюджет и налоги, денежная и кредитная системы, меры и веса, общесоюзная статистика. На союзном уровне устанавливались основные начала законодательства (о труде, о судоустройстве, о здравоохранении, об образовании и т.п.), а их конкретизация применительно к местным условиям осуществлялась союзными республиками.

Наконец, за каждой из союзных республик сохранялось право выхода из состава СССР. Это положение зафиксировано в статье 4 Конституции СССР 1924 года и представляет собой знаменитую «мину», якобы заложенную под российскую (советскую) государственность. Правда, в чем выразилась взрывоопасность этого положения, обычно не конкретизируется – видимо, считается достаточным и того, что союзные республики в 1991 году как бы реализовали это право, заявив о выходе из состава СССР. Например, как указывает А. Медушевский, распад страны совершился на основе конфедеративного принципа самоопределения национальных государств. В связи с последним утверждением хотелось бы сразу сделать два замечания.

Первое. Известно право народа на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. Что такое «самоопределение национального государства», нам решительно неизвестно, а автор этот вопрос совершенно не разрабатывает. Далее. В 1991 году народы, проживающие в СССР, достаточно четко, по результатам общесоюзного референдума, определились со своим выбором – на референдуме было принято решение о сохранении Советского Союза. Самый же роспуск СССР формально был осуществлен лидерами 3 союзных республик – РСФСР, БССР и УССР, и «национальные государства» таким образом «самоопределились», проигнорировав народное волеизъявление. Небезосновательно представляется, что замена «права народа на самоопределение» на «право государства на самоопределение» сделана вовсе не случайно, а в видах подведения задним числом идеологической базы под Беловежский сговор.

Второе. Тезис о «мине», подведенной под союзную государственность правом республик на выход из состава Союза ССР, опирающийся на реализацию этого права в 1991 году (в какой бы форме это не произошло), на наш взгляд, целиком и полностью построен на послезнании и не учитывает исторические причинно-следственные связи, приведшие к распаду Советского государства. Проще говоря, причина распада СССР – не в наличии или отсутствии одной строчки в документе 60-летней давности, пусть даже и конституционного характера, а в сложном комплексе социально-экономических и политических явлений, обусловленных особенностями предшествующего развития социализма.

Тогда же, в 1924 году, вряд ли кто-то из представителей союзных республик всерьез задумывался о выходе из состава Советского Союза. Зачем вообще введена эта норма? Она подчеркивала добровольность объединения союзных республик в единое социалистическое государство и их равноправность в этом союзе. Гарантией ее неприменения, или, говоря иначе, гарантией единства государства, которое в современной буржуазной науке именуется «унитаризмом», служили не юридические ухищрения и крючкотворство, выразившиеся в том, что, мол, право на выход дали, а порядок его реализации не разработали, а явления совершенно другого порядка. Общественные процессы вообще крайне плохо «уважают» законы, и то обстоятельство, что порядок выхода республики из состава Союза не был, как говорится, прописан, вряд ли послужило бы хоть какой-то гарантией от самочинной реализации такого права, которая (реализация), по Ленину, не голосованием решается, а движением масс. Подлинной гарантией единства СССР являлась ликвидация во всех союзных республиках эксплуататорского строя, переход политической власти в них к советам рабочих и крестьян, отсутствие антагонистических противоречий между этими двумя классами внутри каждой из советских республик и между этими же классами всех советских республик. Принципиальное единство интересов всех рабочих и крестьян всех республик СССР, отсутствие буржуазии с ее внутриклассовой конкуренцией обеспечило создание единого государства, выдержавшего испытание войной и с честью вышедшего из нее. Напротив, контрреволюционные рыночные преобразования, подспудно начатые в середине 50-х годов и перешедшие в открытую фазу в 1985-1987 годах, и представляли собой подлинную «мину», которая, в скором времени взорвавшись буржуазным национализмом, привела к распаду Советского Союза.

В этом году мы отмечаем 100-летие первой Конституции СССР. Пусть этот материал, хоть и появившийся с некоторым опозданием, послужит выяснению подлинного характера советского государственного устройства, который столь тщательно, как мы показали, искажается буржуазной научной мыслью. Это, впрочем, не вызывает никакого удивления – ведь, как известно, если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, то и они бы опровергались.

Андрей Лукин